Белокун. При этом ее глаза округлились, как у человека, оправдывающего то, с чем не соглашается.

В Медицинском исследовали мутированных, проводили эксперименты над причудливыми уродами; там же содержался самый ценный проект Гавена

Белокуна, если судить по количеству охраны, — Старшие Братья, первыми вышедшие из Станции после Вспышек. Белокун отправил их на поиски Мамая в

Шейх-Эли. Зато отряд попал под первый суер. Выжившие изменились настолько, что их не удалось идентифицировать. Последний факт смутил Ма больше всего. Как это они до сих пор оставались живы, находились на Станции и при этом считались пропавшими без вести? Но Анархия первой озвучила ее подозрения.

— Среди них может быть твой мужчина. Его тела так и не нашли. И ты говорила, что во время Вспышек он был здесь, на Станции. А все, кто здесь скрылся, выжили. Только те, — глаза Анархии заговорщически стрельнули в сторону Медицинского, —

превратились в урод.

У Ма перехватило горло. Она слышала о причудливых мутациях, но до сих пор не видела засоленных, ей было страшно представить, во что мог превратиться Марко Дорош.

— Ты их видела?

— Нет, нужно специальное разрешение, — надула губки Анархия, словно Станция была ее владениями, а недоступные зоны — персональным оскорблением. — Но у меня появился один знакомый, и скоро мы все узнаем.

"Очередной потенциальный биологический отец", — подумала Ма, но вслух не сказала. Если Анархия могла провести ее в Медицинском, то следует и дальше играть роль лучшей подруги.

В ее обязанности входило следить за здоровьем работников Станции.

Неделями она только и делала, что брала анализы, сравнивала их с предыдущими, пытаясь понять логику действия суура. У некоторых Старших Братьев, переживших Вспышки, перемены так и не появились. У других выросли хвосты, рога, еще одна пара ушей или дополнительные глаза, но на этом все и остановилось. Треть работников умерла от более сильных мутаций и внезапных болезней. Но это произошло в первый год после Вспышек, поэтому осталось за пределами исследований

Ма. Больше ее удивляли неожиданные проявления. Идеальные анализы сегодня — и превращение половины тела в камень на следующий день. Такие случаи были редкостью, а измененного сразу забирали в Медицинский. Интрижка Анархии затянулась. Ма устала ждать и отправила рапорт Белокуну с просьбой дать ей разрешение работать с мутированными. А когда ей было отказано, повторила попытку и на этот раз приложила к запросу свое первое исследование о суер. Это сработало, и Ма наконец-то вызвали в Белокун.

Половину кабинета главы Станции занимали книги. Ма особенно поразили яркие детские корешки. Тогда она впервые подумала, что на Станции должны быть дети, ведь суер не разбирал, кого поражать, и почувствовала, как спиной пробежал холодок.

Белокун жестом предложил сесть. Его стол был завален бумагами. В тетради, лежавшей сверху, она узнала свою диссертацию.

— Я готова утверждать, что суер — это новая элементарная частица, –

нетерпеливо начала Ма, и детские книги сразу выветрились из ее головы.

Исследование сура стало поводом, чтобы попасть в Белокун и в

Медицинского, но, как всегда, Ма увлеклась. — Для себя я называю ее фактором сменности. Самое стабильное проявление частица имеет в структуре выпавшей сразу после вспышек соли. Местные называют ее тузсуер — солью земли — или просто суер. Мы можем назвать частицу в честь научного руководителя Станции доктора Мамая?

Из-за звуков этого имени лицо Белокуна вытянулось. Он как-то странно посмотрел на Ма, а потом достал из кармана бревно и сделал наименее им ожидаемое — принялся раскладывать карты, словно она пришла не к руководителю.

Станции Старших Братьев, а к дешевой гадалке из окрестностей империи. Ее коллеги шептались, что Белокун изменился после исчезновения доктора Мамая, и непременно добавляли, что тот был намного, намного причудливее.

— Частица Мамая, гм? — из горла Белокуна вырвался хриплый смешок. Он отодвинулся от стола, чтобы ей было лучше видно. — Как вы думаете, что здесь?

То, что она приняла за игральные карты, оказалось детскими рисунками.

На первом был изображен схематичный человечек, от его конечностей расходились лучи. На второй карте степью убегала женщина, за ее спиной в костре сгорали дома. На третий поднимался столб пылевой бури, а из него, словно из центрифуги, выглядывали обезображенные лица людей. Но больше всего Ма поразила последняя. На черном фоне белели две фигуры — мужчина и мальчик. Они держали одно сердце на двоих, а тьмой был демон, пытавшийся поглотить обоих. — Я слышала, что такие изображения находят по всему Дешту. — Ма показала на первую карту с человечком и обрадовалась, что ее голос не дрожит. — Местные верят, что вспышки совершил Бог вспышек.

— Каждый хороший бог когда-то был человеком, — кивнул Белокун, словно не только соглашался с чудовищами, но и точно знал, кого они думали. -

Эти карты нарисовал доктор Мамай. Он мог видеть будущее. Вернее, не так.

Мамай говорил, что разница между прошлым, настоящим и будущим только устойчива

иллюзия. Что они только точки на бесконечном холсте времени. Вы понимаете, о чем он?

Ма неуверенно кивнула.

— Прошлое, настоящее и будущее есть одновременно? — а затем, желая поразить знаниями, добавила: — Теория Брекфорда Скоу, я вспоминала о ней в своей диссертации. Насколько помню, доктор Мамай был поклонником Скоу.

— Да. Только Мамай, — Белокун набрал в легкие воздух и следующее слово сказал по слогам, как ребенку: — буквально видел одновременно прошлое, настоящее и будущее. И нарисовал эти картинки, чтобы зафиксировать точки и не путаться. Хотя, по-моему, только сильнее все запутал. Вот, — Белокун тоже показал на карту с человечком, — он нарисовал задолго до своего исчезновения. Не знаю, как изображение попало в Дешт, но теперь все считают, что это мгновение

Вспышек, а на рисунке — Бог Вспышек.

— Доктор Мамай предсказал Вспышки? Он знал, что они будут? -

Щеки Ма залило багрянцем.

«Буквально видел одновременно» звучало как бред. Она говорила о теории, которую никак нельзя было проверить на практике. Белокун хочет, чтобы она поверила в чудесные способности Мамая?

— Может, и знал. — Глаза Белокуна